Накануне дня космонавтики и в преддверии юбилейных дат предприятия лётчики-космонавты СССР, генерал-майоры авиации Павел Романович Попович и Виктор Васильевич Горбатко дали эксклюзивное интервью корпоративной газете «Трибуна ВПК».

С космонавтами беседовал ведущий конструктор отдела 4-02 Леонард Дмитриевич Смиричевский.

Л.С . Какое впечатление произвели на Вас встречи с Владимиром Николаевичем Челомеем? Какие воспоминания остались о взаимодействии с ним, его поддержке?

П.П. Вопросы боевого применения в космосе интересовали меня и ещё нескольких товарищей с первого дня пребывания в ЦПК. Сначала мы «варились в собственном соку». В середине 60-х годов или чуть раньше при встрече с Владимиром Николаевичем он меня спросил:

- Вы занимаетесь военным применением в космосе?

- Да, занимаемся.

- Мы тоже занимаемся. Есть предложение работать вместе.

Через несколько дней, при следующей встрече с В.Н. Челомеем, разговор пошёл о конкретных планах, которые на фирме уже были готовы.

Какое впечатление он на меня тогда произвёл? Очень эрудированный, интеллигентный, культурный и грамотный человек. Я, конечно, слышал, что он бывает резковат. Но Генеральным конструкторам другими и нельзя быть, иначе они и Генеральными и Главными стать не смогут. Такими же были Королёв, Глушко, Янгель и другие.

После разговора с Владимиром Николаевичем я в Звёздном рассказал ребятам подробно о его планах. У нас была группа, которая занималась программой 7К-ВИ. Но, к сожалению, эта программа не пошла, поэтому мы с удовольствием включились в программу «Алмаз». Нам очень понравилось, когда В.Н. Челомей всем своим конструкторам сказал, что всё, что скажут космонавты, надо принимать и переделывать. И, действительно, по нашим замечаниям многое переделывалось. Надо сказать, что такого отношения к космонавтам не было ни у одного Главного конструктора.

В.Г. Во-первых, я хочу сказать, что когда меня включили в программу «Алмаз», предложили быть командиром, и я выбрал себе в бортинженеры Юрия Николаевича Глазкова, мы сразу же приступили к изучению «Алмаза» и тренировкам. В Звёздном городке нам читали лекции, потом мы приезжали в Реутов на фирму. После небольшой лунной программы и «Союза» военная программа «Алмаз» стала для меня, военного человека, роднее и ближе.

Первые встречи с Владимиром Николаевичем показали, что в его лице мы имеем дело с очень умным, талантливым, грамотным человеком. Не просто инженером, но великим конструктором и теоретиком. Это мы поняли также по его отношению и вниманию к работе фирмы, которые говорили о его заботе и большом переживании за судьбу Советского Союза, его сегодняшний и завтрашний день, его могущество...

Словом, Владимир Николаевич произвёл на нас с Юрием Николаевичем Глазковым приятное впечатление. Особенно близко мы познакомились с ним, когда были зачислены в 3-й экипаж для полёта на станцию (1-й – Волынов-Жолобов, 2-й – Зудов-Рождественский и 3-й – мы) и начали тренировки на «Аналоге» после назначения дублёрами Зудова и Рождественского. К сожалению, полёт Зудова и Рождественского не удался, поэтому его программу предстояло выполнить нам с Глазковым. После возвращения Волынова и Жолобова станцию считали отравленной, и мы видели, как переживал Генеральный.

После нашего полёта, когда наши жёны устроили приём и пригласили Владимира Николаевича, он сказал:

- Спасибо Вам, ребята. Вы спасли не только станцию, но и всю программу «Алмаз».

Л.С. Расскажите о наиболее памятных эпизодах совместной работы с нашей фирмой. Как складывалось взаимодействие со специалистами фирмы в процессе подготовки к полёту и в полёте?

П.П. На всю жизнь остались в памяти встречи не только с Генеральным конструктором, но и с другими руководителями и специалистами предприятия. Хорошее впечатление осталось от встреч и работы с группой «фирменных» космонавтов, которые были наземными экипажами. С этой группой были тесные отношения. Надо сказать, что в то время, когда мы летали, наземные экипажи работали в аналоге станции. Если у нас были вопросы, то Земля на них оперативно отвечала. Спасибо большое всем специалистам за помощь в работе.

В.Г. Во-первых, я хотел бы выразить благодарность и признательность за доброжелательное отношение к нам. Несмотря на то, что на фирме были свои космонавты, мы не замечали негативного отношения к себе и всегда чувствовали поддержку руководства и всех сотрудников, с кем нам пришлось работать в процессе подготовки. Когда мы работали на станции, прежде всего, думали о том, что работаем с хорошими друзьями.

Л.С. Каковы Ваши впечатления о ракетно-космическом комплексе «Алмаз» в целом?

П.П. Особенность «Алмаза» в том, что станция была укомплектована уникальными бортовыми системами. Особенно мы были поражены электромеханической системой поворота станции, за счёт работы которой экономилось рабочее тело, которое всегда было дефицитом. Маховик поворачивался в одну сторону, а станция – в другую. Когда она включилась в первый раз, мы с Юрой немного испугались, так как появился новый непривычный звук. Закрутило, загремело!

Уникальными были фотоаппарат с фокусным расстоянием 6м и знаменитый оптический дальномер ОД с увеличением в 120 крат. Правда, мы работали только до 100-кратного увеличения, поскольку при большем увеличении дрожание станции мешало работе.

Уникальным прибором было и панорамно-обзорное устройство (ПОУ), через которое мы с удовольствием смотрели на Землю в цвете. Это было так красиво! Мы с Юрой по очереди любовались Землёй.

Но, конечно, прибор был предназначен не только для любования красотами. С его помощью мы «прицеливались» к тем объектам на земной поверхности, которые нужно было сфотографировать.

Л.С. А что Вы можете сказать о перископе кругового обзора?

П.П. Ну, это вообще замечательный прибор! Казалось бы, очень простое решение: поставили перископ с подводной лодки, а в космическом полёте тоже пригодилось. Мы, например, по целеуказаниям с Земли видели в перископ «Скайлэб» на расстоянии 70- 80 км . Также для будущих космических полётов вместе с коллективом НПО машиностроения мы разработали прибор «Пион-К» для знаменитого ТКС. Жаль, что эта замечательная машина не пошла. ТКС пригодился бы и сейчас. Но сегодня можно только ностальгически об этом говорить.

В.Г. Проект «Алмаз» дал самый большой вклад в развитие космической техники. В частности, он лег в основу создания таких объектов, как «Салют», «Мир» и даже нынешняя МКС. Все они имеют основные блоки, которые были сделаны для «Алмаза».

Л.С. Какова Ваша оценка тренажёров по «Алмазу», которые были разработаны специалистами НПО машиностроения и использовались для подготовки Вас к полёту?

П.П. Во-первых, хочу сказать, что необычно было, что тренажёры создавались с упреждением и были готовы раньше, чем сам «Алмаз». Такого раньше не было. Всегда приходилось создавать тренажёры, догоняя настоящие объекты. А здесь было наоборот.

Л.С. Но ведь так и должно быть!

П.П. Конечно, так и должно быть! Сколько замечаний и предложений было сделано нашими и «фирменными» экипажами и испытателями. Каждая тренировка, как правило, заканчивалась подготовкой каких-либо замечаний, которые затем были воплощены в жизнь. И всё правильно, потому что кому, как не нам, космонавтам, давать оценку.

Тренажёры мы любили. У нас был, например, отдельный тренажёр, на котором мы тренировались по разведке наземных целей. По-моему, я провёл несколько тысяч тренировок. Как выдавалось свободное время, мы бежали на этот тренажёр. Задача заключалась в том, чтобы за 20 секунд обнаружить на аэродроме 100-200 самолётов или на военно-морской базе авианосцы, крейсеры. И ошибались очень мало: на один самолёт или одно судно. Причём, не крупные. Крупные мы считали точно. Таким образом, отрабатывалась зрительная память. Зрительная память помогала нам также при ориентации корабля перед выдачей тормозного импульса. Мы ориентировали его вручную, поскольку так получалось даже точнее, чем в автоматическом режиме.

Л.С. С помощью прибора ВСК, подобного нашему ОСК-2Р в ВА.

П.П. Да, с помощью ВСК по вертикали и по бегу земли. Поэтому тренажёры были великолепными. Отрабатывалось практически всё, кроме условий невесомости. Остальное всё имитировалось.

В.Г. Тренажёры везде играют большую роль: как в авиации, для «Союзов», так и для «Алмазов». Всё, что проигрывается на тренажёрах, близко к реальному полёту. Кроме невесомости. У нас программа была насыщенной. Когда мы были в полёте, нам казалось, что мы работаем на тренажёре. Поэтому тренажер нам очень помог в выполнении успешного полёта.

Л.С. Кстати, многие операции отрабатывались и в моделированной невесомости.

П.П. Да, в невесомости на самолёте и в гидроневесомости было отработано очень много моментов. Если вспомнить историю, то в те времена шли споры: «Зачем Вам это нужно?» А теперь убедились, что такие тренировки в самолётной невесомости и в гидроневесомости дают 30-40 % успеха. Особенно было целесообразно отрабатывать в гидроневесомости выходы в открытый космос или сложные ремонтные работы. Как правило, такие работы выполняются синхронно в гидробассейне и в реальном полёте.

Л.С. Каково Ваше мнение о роли «Аналога» в успешном полёте на ОПС?

В.Г. «Аналог» внёс большой вклад не только когда мы были дублёрами и тренировались на нём, но и во время нашего полёта. Потому что то, что нам пришлось из 2-х БВК сделать один – это всё проигрывалось на аналоге. И только после этого нам давали рекомендации как работать. Так же и с другими операциями. Например, в процессе подготовки к спуску СА. Когда у нас не проходили уставки, Земля всё проиграла и дала рекомендации. После нескольких попыток у нас получилось, и на 2-й день мы благополучно приземлились в заданном районе.

Л.С. Чем запомнился Вам полёт на ОПС «Алмаз»? Поделитесь наиболее яркими впечатлениями о полёте?

П.П. Был эпизод, когда перед стыковкой я или Юра задели нечаянно перчаткой ручку управления, и корабль пошёл вправо. Я принял решение и снял перчатку, т. е. разгерметизировал скафандр и продолжил стыковку вручную без перчатки. Земля об этом не знала. Юре я сказал, чтоб в случае чего он подтвердил, что это было моё личное решение.

Но самым ярким моментом был эпизод сразу после стыковки. Стыковка вручную была выполнена нормально. Но когда мы проверили герметичность малой полости, и оказалось, что в ней давление упало, у нас был шок. Мы с Юрой быстро провели совещание, после чего вышли на связь с 20-ым (Владимиром Николаевичем). Владимир Николаевич сказал, чтоб мы ждали решения в следующем сеансе связи. Сидим в скафандрах и молим бога: «Господи, помоги!» И после того, как 20-й сообщил, что Госкомиссия согласилась с нашим предложением, мы от радости кричали: «Ура!» Нам было разрешено открыть переходные люки и продолжить работу. Но, при этом, Земле и экипажу необходимо взять под особый контроль малую полость. Хотя по инструкции мы должны были бы расстыковаться и прекратить полёт.

Юра говорит: «Давай быстрее снимать скафандры!» А я ему отвечаю: «Стоп, Юра. Положено снимать 40 минут, так и будем делать. Потому что с невесомостью шутки плохи. Это не на Земле. Если попадёшь в режим «плохо», так и не выйдешь из него».

Такие случаи были и у наших космонавтов, и у американцев. Например, на «Скайлэбе» один из членов экипажа так и не вышёл из режима «плохо» и портил жизнь остальным 3 месяца. Поэтому мы спокойно сняли скафандры и перешли в станцию: «Здравствуй, родная!»

Л.С. По-моему, Вы назвали её «красавицей».

П.П. Да, «красавица»! Ракету я назвал «ласточкой», а станцию «красавицей».

Программа полёта была построена так, что над территорией Советского Союза мы работаем, а вне территории Союза спим. Тогда, спрашивается, зачем мы летаем? Поэтому мы с Артюхиным приняли решение работать вахтенным способом: 4 часа один спит, а другой работает, и наоборот.

Л.С. Но ведь так и планировалось поначалу. Ещё мы в 70-суточном сурдокамерном эксперименте в институте авиационной и космической медицины работали втроём вахтенным способом.

П.П. Правильно. Но высшие инстанции запретили.

Ещё мне запомнился следующий эпизод, когда надо было перезаряжать фотоаппараты. А их 14 штук, запомнить все операции трудно, поэтому мы с Юрой разделили между собой по 7 штук. Всё надо было делать в белых перчатках в темноте. Надо было туго сворачивать на специальные «карандаши». Работали часа 2-3. Руки устают, потому что надо жёстко скручивать. Включили свет, а вся станция в плёнке. Она в невесомости летает. Было опасно – она же как порох. Использованную с трудом накрутили, чтоб вставить в капсулу специнформации, оставшейся нужно было зарядить аппараты, а лишнюю собрать в мусорный ящик.

А еще ситуация с аварийной сиреной!

Л.С. Когда срабатывал аварийный ложный сигнал?

П.П. Да, ложный сигнал! Я сделал короткое замыкание и отключил его. Потом следили. Всё нормально было. То же с радиацией. У нас был большой радиометр. Смотрю, он зашкалил, стрелки туда-сюда скачут. Сирена не работает. Понял, что он сломался, поэтому тоже отключили. Следили по дозиметрам (у каждого из нас было по 6 дозиметров). Ребята на Земле поняли нас, и мы были им признательны.

Л.С. Какой, по Вашему мнению, вклад в развитие космонавтики внесли проект и полёты «Алмаза»?

П.П. В развитии пилотируемой военной космонавтики, естественно, наибольшая заслуга «Алмаза». Конечно, я ещё на «Востоке-4» занимался потихоньку этими вопросами. Но львиная доля вклада – за «Алмазом». И не только пилотируемого, но и беспилотного.

Большое значение имело то, что были отработаны совершенно новые системы. Это и спецаппаратура, и электромеханические системы поворота и стабилизации. Хорошо было отработано перемещение больших грузов. Мы с Юрой гоняли по станции капсулу специнформации. Правда, это могло закончиться трагически, но обошлось. Впервые КСИ была спущена на Землю и приземлилась в заданном районе. По-моему, это было единственный раз.

Для того времени любой полёт – это были сплошные задачи, проблемы и их решение. Я и сейчас считаю, что мы пока лишь робко трогаем Космос. Освоить его по-настоящему мы никогда не сможем. Программа «Алмаз» внесла значительный вклад в развитие космонавтики, как военной, так и прикладной, народнохозяйственной.

Л.С. Павел Романович, какова Ваша личная версия по поводу ухудшения самочувствия Жолобова во время их с Волыновым полёта на «Салюте-5»?

П.П. Дело в том, что у нас большое внимание уделяется и должно обязательно уделяться так называемой психологической совместимости членов экипажа. Это понимают и психологи, и Генеральные конструкторы. Особенно это актуально, когда небольшой коллектив находится в маленьком объёме, и когда каждый должен доверять другому полностью.

Мне кажется, что по отношению к Волынову и Жолобову была допущена небольшая ошибка. У нас был случай с Воробьёвым и Яздовским. Они так и не полетели.

И у меня был случай, когда мне дали в качестве инженера человека (не буду называть его фамилию), через 2 тренировки с которым я сказал, что с ним не полечу. Выполнение полёта, его успех я бы сказал, зависит на 70-80 % от психологической совместимости.

Я сам выбрал себе бортинженером Юрия Петровича Артюхина. Потому что мы с ним были вместе и на работе, и на рыбалке, и где только ни бывали. Мне нравилось, что он был немногословный, а я, наоборот, говорливый. Но зато он прекрасно меня понимал. Когда был тест по сведению стрелок на приборе, психолог удивлялся, как это у нас так здорово получается. Я говорю, значит, он понимает меня, а я - его.

Вспоминаю такой интересный момент. Впервые объявили на весь мир, где мы точно приземляемся на северо-востоке Джезказгана. Нас встречают, организовывают митинги, посадку деревьев и т. д. Сейчас так не делают. Помахали ручкой и на самолёт.

У нас с Юрой к вечеру пульс и давление поднялись в 2 раза, температура - около 40°. Мы лежим и помираем. Врачи стоят около нас на коленях и говорят: «Ребята, только не умирайте!» Вот мы лежим рядом и, когда немного отошли, я его спрашиваю:

- Юра, о чём ты думал, когда малая полость была негерметична, и пришлось бы срочно эвакуироваться?

- Я думал, как спасти, прежде всего, жизнь командира.

Я, лёжа на кровати, пожал его руку и говорю:

- А я, Юра, думал, как спасти тебя.

Но, к сожалению, я не смог его спасти на Земле.

Л.С. Каково Ваше отношение к закрытию программы по комплексу «Алмаз»?

П.П. На современном этапе многие считают, зачем, мол, это надо было? Не надо забывать, что в то время американцы разрабатывали «звёздные войны». А сейчас мы уж очень подружились с ними. Я считаю, сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотрит. И порох, как говорится, всегда должен быть сухим, и бронепоезд должен стоять на запасном пути под парами.

Я считаю, что закрытие «Алмаза» было большой ошибкой, так же как и потопление «Мира». Если бы программа не была закрыта, мы бы имели сейчас другое положение в Космосе. Мы бы диктовали. Есть много факторов, которые сыграли на закрытие программы. Мы противились очень долго. Мы с начальником ЦПК Георгием Тимофеевичем Береговым по моей просьбе года три не разбирали тренажёры по «Алмазу», опечатали и закрыли. Сейчас ситуация поменялась, руководство страны правильно поняло вопросы укрепления Вооружённых Сил, укрепления безопасности России.

В.Г. Я считаю, что это была ошибка, когда мы поспешили закрыть программу «Алмаз». Программа имела большое значение, тем более что американцы тоже старались использовать Космос для решения своих стратегических военных вопросов. И в этом отношении «Алмаз» очень помог бы в будущем в укреплении обороноспособности страны, особенно в плане разведки. Экипажи всегда выполняли работу более производительно. Потому что автоматика снимает всё подряд, а экипаж только то, что можно и нужно. Известно, что эта программа дала большую пользу не только в решении военных задач, но и для разработки новых радиотехнических систем, новых систем опознавания и наблюдения. Короче говоря, поспешили закрыть «Алмаз» в то время, когда была напряжённая обстановка и холодная война.

Л.С. В этом году наше предприятие будет отмечать 95-летие со дня рождения основателя фирмы, Генерального конструктора, академика Владимира Николаевича Челомея, а также 65-летие основания предприятия. Что Вы хотели бы пожелать коллективу фирмы в связи с этими событиями?

П.П. 65 лет - это совсем юный возраст! Но, несмотря на это, ваша фирма делает замечательные вещи. Мы понимаем, какие «конфетки» вы делаете, несмотря на мировой кризис. Мне хотелось бы пожелать, чтобы ваша фирма жила и процветала.

Коллективу же хочется пожелать от всех «алмазовцев» космического здоровья и успехов в работе!

В.Г. Ваша фирма выполняла и будет выполнять все те задачи, которые перед ней ставят. Как в военной области, так и в народнохозяйственной.

От души поздравляю коллектив предприятия с предстоящим 65-летием. Я рад, что мне посчастливилось работать с вами. Хочу сказать: «Друзья, вперёд в решении всех задач!» Самое главное, чтоб было здоровье, счастье и много-много успехов в решении тех задач, которые стоят перед фирмой.

Л.С. Большое Вам спасибо за интервью. Со своей стороны коллектив фирмы от всей души желает Вам, Павел Романович и Виктор Васильевич, крепкого здоровья, счастья, успехов и благополучия!

На снимках:

•  П. Попович, Л. Смиричевский

•  Сотрудники отдела 4-02 с П.Р. Поповичем (шестой слева)

•  В. Горбатко, Ю. Глазков

•  Станция «Алмаз»